Неточные совпадения
— Да, — тут многое от церкви, по
вопросу об отношении полов все вообще мужчины мыслят более или менее церковно. Автор — умный враг и — прав, когда он говорит о «не тяжелом, но губительном господстве женщины». Я думаю, у нас он первый так решительно и верно указал, что женщина бессознательно чувствует свое господство, свое центральное место в мире. Но сказать, что именно она является первопричиной и возбудителем
культуры, он, конечно, не мог.
— XIX век — век пессимизма, никогда еще в литературе и философии не было столько пессимистов, как в этом веке. Никто не пробовал поставить
вопрос: в чем коренится причина этого явления? А она — совершенно очевидна: материализм! Да, именно — он! Материальная
культура не создает счастья, не создает. Дух не удовлетворяется количеством вещей, хотя бы они были прекрасные. И вот здесь — пред учением Маркса встает неодолимая преграда.
Вопрос об интенсивной
культуре, предполагающей напряженную активность, еще не делался для него
вопросом жизни и судьбы.
Конфликт создается ложными притязаниями науки на верховенство над человеческой жизнью, на способность авторитетно разрешать
вопросы религии, философии, морали, на способность давать директивы для творчества духовной
культуры.
С более углубленной точки зрения мировая война до последней степени обостряет
вопрос о мировом устройстве земного шара, о распространении
культуры на всю поверхность земли.
Мировая война ставит
вопрос о выходе в мировые пространства, о распространении
культуры по всей поверхности земного шара.
И для судьбы России самый жизненный
вопрос — сумеет ли она себя дисциплинировать для
культуры, сохранив все свое своеобразие, всю независимость своего духа.
Его чуткость и восприимчивость относятся к сфере искусства, с которым он очень связан, к мистике, к философии
культуры и к
вопросам социальным.
При этом тема эта превращается в довольно банальный
вопрос о том, оправдывает ли христианство творчество
культуры, то есть, другими словами, не является ли христианство принципиально обскурантским?
Вопросы об отношении христианства к творчеству, к
культуре, к общественной жизни требовали новых постановок и новых решений.
Под конец жизни, разочаровавшись в возможности в России органической цветущей
культуры, отчасти под влиянием Вл. Соловьева, К. Леонтьев даже проектировал что-то вроде монархического социализма и стоял за социальные реформы и за решение рабочего
вопроса, не столько из любви к справедливости и желания осуществить правду, сколько из желания сохранить хоть что-нибудь из красоты прошлого.
Религиозная философия охватывала все
вопросы духовной
культуры и даже все принципиальные
вопросы социальной жизни.
Писарев заслуживает отдельного рассмотрения в связи с
вопросом о русском нигилизме и русском отношении к
культуре.
У нигилистов было подозрительное отношение к высокой
культуре, но был культ науки, т. е. естественных наук, от которых ждали решения всех
вопросов. Сами нигилисты не сделали никаких научных открытий. Они популяризировали естественно-научную философию, т. е. в то время материалистическую философию.
Вопросы о творчестве, о
культуре, о задачах искусства, об устройстве обществ, о любви и т. п. приобретали характер
вопросов религиозных.
По свойствам русской души, деятели ренессанса не могли оставаться в кругу
вопросов литературы, искусства, чистой
культуры.
Именно во вторую половину XIX в. пробужденное русское сознание ставит
вопрос о цене
культуры так, как он, например, поставлен Лавровым (Миртовым) в «Исторических письмах», и даже прямо о грехе
культуры.
Даже люди
культуры, как-то: предводители дворянства, члены земских управ и вообще представители так называемых дирижирующих классов, — и те как-то нерешительно и до чрезвычайности разнообразно отвечают на
вопрос: что такое государство?
Но даже не этот
вопрос: «что будет?» тревожит людей, когда они медлят исполнить волю хозяина, их тревожит
вопрос, как жить без тех привычных нам условий нашей жизни, которые мы называем наукой, искусством, цивилизацией,
культурой.
Во всех странах цивилизованного мира, где Прогореловы заведывали делами
культуры, везде они низвели семейный
вопрос до уровня милой безделицы.
— Именно этого и ожидала от тебя наука, — снисходительно поддакнул Чубаров, и среди слушателей раздался шумный смех. — Он не отвечает на
вопрос, ибо столь сложные нравственные понятия недоступны его простому разуму, не испорченному гнилой
культурой. Теперь, если наука меня не обманывает, я могу предсказать ответ на третий и последний
вопрос. Это будут элементарные мышечные рефлексы.
Мы пользуемся благами
культуры и цивилизации, но не благами нравственности. При настоящем состоянии людей можно сказать, что счастье государств растет вместе с несчастьями людей. Так что невольно задаешь себе
вопрос, не счастливее ли мы были бы в первобытном состоянии, когда у нас не было этой
культуры и цивилизации, чем в нашем настоящем состоянии?
А потому и разрешения этого мучающего наш век
вопроса надо искать в возврате к древнему, потерянному раю органического единства
культуры внутри храмовой ограды?
Та пора в истории человечества действительно может рассматриваться как потерянный рай
культуры, когда просто и мудро разрешались столь трагически обостренные ныне
вопросы.
Но очень характерно для раскола русской
культуры, что и большевики, и меньшевики, и все деятели революционного социального движения вдохновлялись совсем не теми идеями, которые господствовали в верхнем слое русской
культуры, им была чужда русская философия, их не интересовали
вопросы духа, они оставались материалистами или позитивистами.
Он ставит традиционно русский
вопрос о цене прогресса и
культуры.
Но интерес к социальным
вопросам слабел, и деятели духовной
культуры не имели никакого влияния на происходившее социально-революционное брожение, они жили в социальной изоляции, составляли замкнутую элиту.
Вопрос о цене, которой покупается
культура, будет господствовать в социальной мысли 70-х годов.
В русском верхнем культурном слое начала века был настоящий ренессанс духовной
культуры, появилась русская философская школа с оригинальной религиозной философией, был расцвет русской поэзии, после десятилетий падения эстетического вкуса пробудилось обостренное эстетическое сознание, пробудился интерес к
вопросам духовного порядка, который был у нас в начале XIX века.
Русским мальчикам (излюбленное выражение Достоевского), поглощенным решением конечных мировых
вопросов, или о Боге и бессмертии, или об устроении человечества по новому штату, атеистам, социалистам и анархистам,
культура представляется помехой в их стремительном движении к концу.
И вот остро ставится перед сознанием человека
вопрос: нужно ли и возможно ли классическое совершенство творчества, созидающее ценности дифференцированной
культуры?
На вершинах
культуры ставится
вопрос, есть ли
культура путь к иному бытию или
культура есть задержка в середине и нет из нее трансцендентного выхода.
Это —
вопрос нашей эпохи, наш
вопрос,
вопрос конечный, к которому приводит кризис всей
культуры.
Напрасно подумали бы, что это есть насмешка, — каррикатура исторических описаний. Напротив, это есть самое мягкое выражение тех противоречивых и не отвечающих на
вопросы ответов, которые дает вся история, от составителей мемуаров и историй отдельных государств до общих историй и нового рода историй
культуры того времени.
Общие историки отвечают на этот
вопрос противоречиво, а историки
культуры вовсе отстраняют его, отвечая на что-то совсем другое.
Для русского социализма аграрный
вопрос всегда был
вопросом передела земли и не был
вопросом подъема сельскохозяйственной
культуры.
Но знаем также, что средние века были эпохой религиозной до преимуществу, были охвачены тоской по небу, которая делала народы одержимыми священным безумием, что вся
культура средневековья направлена на трансцендентное и потустороннее, что в эти века было великое напряжение мысли в схоластике и мистике для решения последних
вопросов бытия, равного которому не знает история нового времени, что средние века не растрачивали своей энергии во вне, а концентрировали ее внутри и выковывали личность в образе монаха и рыцаря, что в это варварское время созрел культ прекрасной дамы и трубадуры пели свои песни.
И как жетоны, похожие на золото, могут быть употребляемы только между людьми, согласившимися признавать их за золото, и между теми, которые не знают свойства золота, так и общие историки и историки
культуры, не отвечая на существенные
вопросы человечества, служат для каких-то своих целей, ходячею монетою университетам и толпе читателей — охотников до серьезных книжек, как они это называют.